Пьер Жильяр, или Швейцарское зеркало русской монархии

Пьер Жильяр и Великая княжна Ольга Николаевна в классной комнате. Wikimedia Commons

В эти дни весь мир вспоминает российские события столетней давности. Тему Октябрьской революции мы отмечаем публикацией, посвящённой истории швейцарца Пьера Жильяра, поневоле ставшего свидетелем и участником тех драматических событий. Этот скромный человек и представить себе не мог, какая роль уготована ему судьбой.

Традиция приглашать к своим отпрыскам швейцарских учителей насчитывала в аристократических семьях России многие десятилетия. Так, например, еще Екатерина II приглашала швейцарца Фредерика Сезара Лагарпа обучать её внуков. Присущие швейцарскому характеру строгость, методичность, скромность, последовательность, аккуратность, терпеливость очень ценились русскими, тогда как для самих швейцарцев Россия была страной обширных территорий и безграничных возможностей. 

В итоге в России конца 19-го века проживало примерно 6 тыс. швейцарцев, в основном из франкоязычной части Конфедерации. В большинстве своём учителя-эмигранты были протестантами, а в России к ним в то время относились куда мягче, нежели к католикам. И это тоже сыграло свою роль. Пьер Жильяр (Pierre Gilliard), уроженец деревни Фье (Fiez) кантона Во, отправился в Россию, как многие другие его соотечественники, в поисках лучшей доли.  Пьер родился 16 мая 1879 года, отец его — Эдмон Андре Давид Жильяр был землевладельцем, основавшим в Сьоне винодельческое хозяйство, которое существует по сей день под брендом «Maison Gilliard». 

Мать, Мари Малерб, родилась в Нормандии, но выросла в Гуоман-ла-Виле, кантоне Во. У четы родилось шестеро сыновей и две дочери. Пьер был средним сыном. Сказать, что семья бедствовала, нельзя — но всё-таки по окончании Лозаннского университета Пьер принял решение ехать в Россию. Время для своего приезда он выбрал не самое удачное, ведь в 1904 году как раз шла русско-японская война. Как писал впоследствии сам Жильяр: «С самого начала Россия являлась предо мною в ужасном, полном угроз образе, как бы предваряя ожидавшие меня ужасы и страдания» (цит. по: Пьер Жильяр. Император Николай II и его семья, Русь, 1991, репринтное издание 1921 года).

Тайны российского двора

В своей книге воспоминаний Пьер Жильяр не рассказывает, как ему удалось получить место преподавателя французского языка в семье князя Сергея Георгиевича Романовского, 8-го герцога Лейхтенбергского, внука Эжена Богарне и родного дяди Царя Николая II. Семья Князя зимовала в Крыму, в Ливадии, и в начале 1905 года П. Жильяр стал свидетелем бунтов на Черноморском флоте и жестокой расправы с бунтовщиками.

В Петергофе швейцарцу понравилось больше, чем в Крыму, здесь же проводила лето царская семья: Николай II, его супруга и дети занимали «Александрию», скромный особняк, окружённый тенистым парком. Герцогиня Лейхтенбергская и Императрица Александра Фёдоровна были в ту пору близкими подругами, и при каком-то случае воспитатель был представлен царской семье. Видимо, он составил о себе хорошее впечатление, потому что вскоре ему предложили давать уроки французского языка Великим Княжнам — старшим дочерям императора, Ольге Николаевне и Татьяне Николаевне. Девочкам было тогда, соответственно, десять и восемь с половиной лет.

Сам Николай II и его жена прекрасно знали французский язык, императрица обращалась к детям по-английски, а император — только по-русски. Швейцарский учитель юных Романовых каждый день выделял время для записей в дневнике. С одной стороны, это была мода времени, с другой — он прекрасно осознавал, сколь уникальны его переживания. Вероятно, впоследствии эти записи помогли ему восстановить подробности всех драматических событий, свидетелями которых он становился на протяжении тринадцати лет, проведённых с царской семьёй. В своих воспоминаниях Жильяр был неизменно точен и аккуратен, так что они могут считаться очень надежным историческим источником.

Какое-то время Жильяр работал на Романовых и Лейхтенбергов одновременно, но нести такую нагрузку было не под силу даже трудолюбивому и талантливому протестанту, всего себя отдающему преподавательскому делу. В конце концов, «слугу двух господ» пригласили на постоянную службу только в царскую семью.

Дни учителя

Пьер Жильяр был прирождённым педагогом, но, несмотря на это, успехов в изучении французского его воспитанники достигли не сразу. Любимицей сдержанного швейцарца стала, вне всяких сомнений, Ольга Николаевна, «резвая, как дикая лошадь», искренняя и очень умная. Татьяна была красивее сестры, но при этом казалась учителю довольно рассеянной. Мария, присоединившаяся к занятиям позднее, отличалась скромностью, добротой и сердечностью. Младшая, Анастасия, отличалась смешливостью, была шаловлива и проказлива. Несмотря на природную леность, она добилась значительных успехов в изучении французского языка, обладала превосходным произношением и «разыгрывала маленькие театральные сцены с настоящим талантом».

По грибы: Пьер Жильяр страстно увлекался фотографией и сделал множество снимков императорской семьи в “непарадных” ситуациях. Wikimedia Commons

С Алексеем заниматься было особенно трудно. Он не имел понятия о дисциплине, а слабое здоровье и постоянный страх родителей спровоцировать очередную травму и последующий за ней приступ болезни вносили коррективы в тщательно разработанную П. Жильяром учебную программу. Такой контроль, с точки зрения швейцарца, вредил ребёнку, он считал, что Алексей Николаевич должен научиться сам следить за своей безопасностью, что это жизненно необходимо ему. К тому времени и царь, и царица уже прислушивались к мнению воспитателя, воспринимали его слова всерьёз и разрешили ему применить новый метод воспитания. Алексей окреп, стал более самостоятельным, дисциплинированным, ответственным, а его отношения с учителем были с тех пор дружескими, тёплыми, сердечными.

Жил Пьер Жильяр в Санкт-Петербурге, откуда он каждый день, пять дней в неделю, приезжал в Царское Село для занятий с детьми. Уроки начинались ровно в девять, с одиннадцати до двенадцати был перерыв на прогулку, после чего занятия продолжались до часу дня. Затем следовал обед — вместе с учениками — и, в любую погоду, прогулка в парке. Промежуток с 16 до 19 часов был занят приготовлением уроков. П. Жильяр преподавал математику и французский, другие учителя, находившиеся под его началом, вели географию, историю, английский и русский язык, Закон Божий. Воспитатель обычно сопровождал Романовых и в путешествиях.

Это доверие передают фотоснимки монаршей семьи, которые швейцарский учитель делал на протяжении всей своей службы. Жильяр был страстно увлечён фотографией, он постоянно снимал Николая II c семьёй и отдельно, и некоторые его снимки, задуманные как игровые, забавные, выглядят спустя годы пугающе пророческими. Николай II доверял Пьеру Жильяру и другие важные поручения, никак не связанные с воспитанием и обучением детей. В 1906 году Царь попросил его перевести на французский язык речь, которую собирался произнести в I-й Государственной Думе в день её открытия. Со своей задачей Жильяр успешно справился — правда, никто не оценил по достоинству его перевод, так как вся Дума была ошарашена известием о назначении нового премьер-министра — Столыпина.

Бремя невзгод

Когда 28 июля 1914 года Австро-Венгрия объявила войну России, законопослушный учитель прибыл в дипломатическое представительство Швейцарии в Санкт-Петербурге. Его родина сохраняла нейтралитет, но объявила мобилизацию. П. Жильяр ожидал «приказа о немедленном отъезде», но Императрица была резко против, да и казалось, что добраться до дома он всё равно не сумеет, и тогда министр иностранных дел Сергей Дмитриевич Сазонов по личной просьбе государя договорился с представителями Швейцарии о том, что учитель останется с царской семьёй. 

Фотоснимок Пьера Жильяра, который датируется периодом “не позднее 1917 года”. Wikimedia Commons

Чем тяжелее приходилось Романовым, тем ближе они становились П. Жильяру. Учитель сопровождал цесаревича во всех поездках на фронт и в Ставку государя, пытаясь выкроить при этом время для занятий с мальчиком. Во время Февральской революции он находился в Царском селе с императрицей и заболевшими корью детьми — и не отходил от телефона, пытаясь узнать, что происходит в большом мире, от которого они были отрезаны. С ним впоследствии советовался Керенский, узнавая о состоянии здоровья детей — кстати, пневмония Великой Княжны Марии сыграла роковую роль: когда ещё можно было покинуть Россию, Романовы не решились это сделать, потому что болезнь девушки протекала тяжело, а после было уже поздно.

П. Жильяр как мог поддерживал императрицу и утешал детей, а когда Николай II подписал отречение, был арестован и сослан, швейцарский учитель в числе восьми верных приближённых последовал за царской семьёй в Тобольск. Он также пытался — насколько это было возможно! — возобновить обычную жизнь и продолжал давать детям уроки. Других учителей с Романовыми не осталось, и потому П. Жильяр предложил Николаю II преподавать им русскую историю и географию, а Александре Фёдоровне заняться их религиозным воспитанием.

С истинно швейцарским трудолюбием П. Жильяр пытался на свой лад противостоять безумию времени, когда семья находилась под арестом в Царском Селе. 12 августа 1917 года Жильяр повёл детей на последнюю прогулку по Александровскому парку — он уже знал, что семью перевозят в Сибирь. Восемь месяцев Романовы жили узниками в Тобольске. П. Жильяру позволялось свободно передвигаться по городу. Но когда он подал прошение о том, чтобы найти учеников в Тобольске и заработать хоть какие-то деньги на пропитание, ему было в этом отказано.

Содержание урезали до предела, денег не хватало, и Александра Фёдоровна обратилась к Жильяру с просьбой взять на себя ведение счетов и планирование семейного бюджета. Кроме того, он читал бывшему царю вслух роман «Девяносто третий год» Виктора Гюго. Разумеется, по-французски. Вместе с Романовыми учитель встретил их последнее Рождество. Наступил 1918 год. Когда царская семья узнала о том, что их перевозят на новое место, Александра Фёдоровна, находившаяся при больном сыне, сказала, что не оставит мужа — и поедет в ссылку с ним.

Дом губернатора Тобольска. Здесь семья последнего российского императора провела девять месяцев ссылки. Пьер Жильяр сначала имел разрешение свободно ходить по городу, но давать уроки и зарабатывать на пропитание ему не позволили. Фото: Анна Матвеева swissinfo.ch

​​​​​​​

Мальчик в то время не перенёс бы переезда, и бывшая императрица оставила его на попечение Жильяра, попросив заботиться о нём. Была и ещё одна просьба — она касалась драгоценностей императрицы, которые та взяла с собой в Тобольск, и которым было суждено сыграть трагическую роль в грядущем июле. Царица сохраняла надежду покинуть Россию, и понимала, что семье понадобятся средства для жизни. Она попросила Жильяра зашить драгоценности в подкладку на одежде детей — и у него ушёл на это целый месяц. Зашивать камни Жильяру помогала старшая комнатная девушка Романовых — Александра Александровна Теглева.

20 мая 1918 года П. Жильяр, А. Теглева, оставшиеся дети и другие узники вновь вошли на борт парохода «Русь» и отплыли из Тобольска в Тюмень. Но когда пересаживались в поезд, учителя внезапно разлучили с воспитанниками — перевели в другой вагон и усилили охрану. 23 мая, когда поезд прибыл в Екатеринбург, швейцарец, ещё не зная об этом, в последний раз видел Алексея и его сестёр из окон вагона. Девочки шли по грязи, волоча тяжёлый багаж. Алексея нёс на руках матрос Нагорный. «Я хотел выйти, но караульный грубо втолкнул меня в вагон», — вспоминал П. Жильяр. Царских детей увезли в дом инженера Ипатьева, а Жильяра, Теглеву и ещё двух узников оставили в поезде до вечера. Потом им внезапно объявили, что они свободны.

Жизнь после смерти

«Я до сих пор не понимаю, что побудило большевиков сохранить нам жизнь и отпустить на свободу», — писал позже П. Жильяр. Он не пытался срочно покинуть Россию и уехать в Швейцарию, где его ждала семья — но неустанно обращался в иностранные консульства Екатеринбурга в тщетных попытках спасти узников. Передал все свои архивы британской дипломатической миссии. Бродил вокруг огороженного высоким забором Ипатьевского дома. Направил просьбу в Москву, чтобы ему разрешили присоединиться к Романовым. Просьбу не просто отклонили, но приказали срочно покинуть город и уехать в Тюмень — но поезда не ходили.

Лишь 3 июня 1918 года Жильяр и Теглева вместе с толпой беженцев смогли выехать из Екатеринбурга. В Тюмени его арестовали, но он каким-то чудом сумел доказать, что является гражданином Швейцарии — и его отпустили «до выяснения». Дальше беглецам пришлось прятаться в каком-то вагоне, и только когда войска Чехословацкого корпуса вошли в Тюмень, Жильяр впервые вышел из укрытия днём — и увидел листовку на стене дома. «…Смертный приговор, вынесенный бывшему царю Николаю Романову, приведен в исполнение в ночь с 16 на 17 июля, а императрица с детьми эвакуированы и помещены в надёжное место».

Пьер Жильяр немедленно двинулся в путь, понимая, что должен разыскать своих воспитанников. Он прибыл в Екатеринбург в «скотском» вагоне — и тут же начал усиленные поиски. В городе тогда стояли белочехи, и генерал Радола Гайда занимал кабинет в доме Ипатьева. Жильяр сразу же поспешил в этот дом — спустился в комнату, которую позднее стали называть «расстрельной». «Ощущение там было тягостным сверх всякой меры, на полу и на стенках имелись многочисленные следы пуль и штыковых ударов. С первого взгляда стало ясно, что здесь было совершено ужасное преступление, и что был убит не один человек. Но кто? И сколько?»

Швейцарец не сомневался в гибели царя и царицы, но не мог поверить, что детей тоже убили. Он искал их несколько недель, затем вернулся в Тюмень, поступил на службу к французскому генералу Морису Жанену и познакомился с Николаем Соколовым, следователем, занимавшимся обстоятельствами гибели царской семьи. Соколов убедил Жильяра в том, что в Ипатьевском доме была зверски убита вся царская семья и их приближенные. Ужасная подробность — старательно вшитые в подкладку драгоценности превратили одежду в пуленепробиваемые жилеты, и дети погибли не сразу — пули рикошетили, а пороховой дым мешал палачам целиться.

П. Жильяр оставался в России до 1920 года. В Омске он прятал в своей комнате княгиню Голицыну и её детей, но не сумел спасти их, а вот семью Лопухиных ему удалось переправить в Китай. Пьер к тому времени уже давно решил вернуться в Швейцарию — он чувствовал себя больным, уставшим, но, не успев спасти одну семью, хотел спасти другую — свою собственную, о которой тогда ещё никто всерьёз не говорил. Жильяр уговаривал Александру поехать с ним в Конфедерацию, но она не могла себе представить разлуки с родиной и всякий раз отказывалась. В конце концов, Теглева всё-таки дала своё согласие, но попросила Жильяра обещать ей, что они вернутся в Россию, когда будет такая возможность — и он дал ей это обещание. Вот только возможность так и не появилась.

Жильяры купили небольшую квартиру в Лозанне, Пьер вернулся к работе в университете, Александра занималась хозяйством. В 1921 году Пьер Жильяр выпустил книгу воспоминаний о годах, проведённых в России, она вышла в парижском издательстве «Payot» и вскоре стала бестселлером. Пьер Жильяр скончался от инфаркта в 1962 году. Александра Теглева умерла семью годами раньше. Они были похоронены на кладбище Буа-де-Во в Лозанне. В 1993 году кладбище подверглось реконструкции, и могила была утрачена.