Швейцария официально признала юрассийский диалект

До 19 века франко-контийский был разговорным языком в регионе, ставшем современным кантоном Юра, а также соседней с ним исторической области Франш-Конте во Франции. Keystone

Швейцарское правительство официально признало диалект, на котором говорят в кантоне Юра, в качестве языка меньшинств в Конфедерации, сообщает телерадиокомпания RTSВнешняя ссылка.

Это решение, тихо и незаметно принятое в декабре, соответствует рекомендации Совета Европы и его Европейской хартии региональных языков или языков меньшинств (European Charter for Regional or Minority Languages). В реальности говорят на нем или понимают его всего лишь 3 или 4 тыс. человек. Однако этого оказалось достаточно для того, чтобы признать так называемый юрассийский диалект — распространённый в кантоне Юра — в качестве полноценного малого языка Швейцарии.

Морис Жобен (Maurice Jobin), президент «Ассоциации лиц, владеющих юрассийским диалектом» (Président des patoisants jurassiens), приветствовал в интервью швейцарскому общественному франкоязычному телевидению RTS это решение и выразил надежду, что теперь федеральный центр проявит щедрость и будет более активно финансировать локальные инициативы, направленные на возрождение и сохранение этого языка. Одной из таких инициатив является намерение кантона Юра провести в сентябре 2021 года Международный фестиваль диалектов «Fête romande et internationale des patois».

Федеральное правительство уже признало диалекты кантонов Вале, Фрибур и Во в качестве языков меньшинств Швейцарии, однако юрассийский отличается от них. У него другие корни: если юрассийский пошел от франко-контийского (романской группы, ойльской подгруппы), употреблявшегося во французском регионе Бургундия — Франш-Конте, то другие выросли из франко-провансальского языков (окской подгруппы).

+Читайте больше о швейцарских диалектах

Решение признать юрассийский патуа языком меньшинств призвано еще раз подчеркнуть важность диалектов французского языка, используемых в Швейцарии. Находящиеся под угрозой исчезновения, они давно уже являются центральной темой целого ряда научных исследований. Им также посвящено множество культурных проектов, которые осуществляются при поддержке кантональных властей. Швейцария уже признала в качестве языков меньшинств в соответствии с нормами Европейской хартии ретороманский и итальянский языки, а также цыганский и идиш в качестве языков кочевых меньшинств, не привязанных к определённой территории.

А что такое, кстати, патуа, что означает это слово и почему на западе Швейцарии говорят не на диалектах, а на литературном французском, тогда как в «немецкой» Швейцарии язык Гёте является по сути иностранным?

Жан Кальвин и французские диалекты в Швейцарии

Напомним, что население запада нынешней Швейцарии практически до конца эпохи средневековья говорило исключительно на диалектах, принадлежавших к группе «франко-провинциальных» языков. В сфере письменного языка процесс вытеснения диалектов стандартным французским начался уже в 13 веке. 

Реформация, и прежде всего деятельность Жана Кальвина, инициировала похожий процесс и в сфере устного языка. Дело, разумеется, заключалось и в том, что сам Кальвин был французом и с трудом понимал савойский диалект, принятый в то время в Женеве. Однако в первую очередь он преследовал политико-религиозные цели — Женева должна была стать «протестантским Римом», а потому она и ее теологи должны были писать и говорить языке, понятном международному сообществу. Савойский диалект с этой точки зрения был абсолютно неподходящим языком.

Для своих врагов Кальвин был пришельцем, попиравшим ногами местную женевскую самобытность. Поэтому в борьбе против него они в полной мере использовали и локально-патриотические чувства. Так, в 1547 году некий Жак Грюе прилепил на кафедру Кальвина листовку, написанную как раз на женевском диалекте, в которой содержалось требование к нему и его товарищам «заткнуться» (подробнее ниже в инфобоксе). 

Тем не менее Женева стала цитаделью Реформации, на которую оглядывалась вся протестантская Европа. Не случайно, что французские протестанты, точнее, кальвинисты, назывались во Франции «гугенотами» («huguenots»), словом, происходящим от искажённого немецкого «Eidgenoss» («конфедерат»). Гугеноты, то есть сторонники Кальвина во Франции, также внесли заметный вклад в то, что литературный французский язык играл все более доминирующую роль в нынешней западной Швейцарии.

Нантский эдикт

В 1685 году Людовик XIV отменил провозглашённый в 1598 году так называемый Нантский эдикт, гарантировавший французским протестантам относительную свободу вероисповедания. После отмены эдикта тысячи гугенотов устремились в эмиграцию за рубеж, в том числе — в реформированные кантоны Швейцарии. В течение нескольких недель в Женеве осели почти 8 тысяч гугенотов, в Лозанне — 17 тыс. 

Многие из беженцев принадлежали к французской интеллектуальной элите, и если для Франции потеря этих людей означала вскрытие основной кровеносной артерии всего национального организма, то для Швейцарии, напротив, они были ценнейшим приобретением. Резкий взлёт переживают банковская, часовая, текстильная промышленность кантонов, во многих городах гугеноты основывали школы, преподавание в которых шло на литературном французском языке; не забудем и первые франкоязычные швейцарские газеты — выходившую в Невшателе «Mercure suisse» или «Nouvelliste suisse» — которые также внесли свой вклад в укрепление позиций литературного французского языка.

Одновременно не стоит полагать, что гугеноты стали распространителями литературного французского потому, что они сами говорили на языке française de France. Напротив, многие из них были родом с юга Франции и говорили на тамошних диалектах, плохо понимаемых местным швейцарским населением. Поэтому произошло то, что зачастую бывает при столкновении двух разных диалектов — в поисках общего языка коммуникации стороны ищут вариант, приемлемый для всех, а таковым, как правило, становится литературный стандартный язык. 

Победный марш литературного французского языка опирался не только на внешние импульсы. Так, в 1668 году теократическое правительство Женевы издало указ, запрещающий преподавать детям религиозные предметы на савойском диалекте, который также называли Patois. В 1703 году глашатаям в Женеве было приказано озвучивать все официальные распоряжения и постановления только на «хорошем французском». Так канцелярский язык стал языком обиходным.

Разумеется, этот факт опять-таки не означал мгновенного исчезновения Patois из повседневной жизни. Так, в 1700 году немецкий писатель Людвиг Генрих Гуде в своей книге «Государства четырех частей света» следующим образом описывает языковую ситуацию в Швейцарии: в этой стране говорят «на немецком, слегка испорченном, итальянском, ретийском, люди с хорошим образованием („mit Condition“) говорят на французском, остальные — на исковерканном (французском) языке».

Под «исковерканным» («corrupt») французским Л. Г. Гуде, очевидно, понимал диалект Patois. Жан-Жак Руссо свидетельствовал, что в 1724 году его двоюродный брат получил среди уличных детей кличку Barna Bredanna, что говорит о том, что на улице, среди обычного народа, все еще господствовал диалект. Так или иначе, литературный французский язык, укрепившись в Женеве, очень скоро перекинулся на другие реформированные города — Лозанну, Веве, Невшатель, откуда он распространялся и на прилегающие к городам деревенские области, сначала протестантские, затем католические.

Нормативное сознание

Швейцарский исследователь диалектов Пьер Кнехт справедливо предостерегает от прямой связи между Реформацией и отступлением диалектов, коль скоро на примере немецкой Швейцарии мы видим обратное развитие, «не говоря уже о том, что такое объяснение упускает из виду тот факт, что владение французским письменным языком находилось у части западно-швейцарской элиты на весьма приличном уровне уже в средние века».

«С исторической точки зрения негативная оценка диалектов во Франции связана в первую очередь с их позицией в качестве провинциального языка», — пишет он, объясняя далее исчезновение диалектов престижем королевского двора и языка, на котором при дворе говорили. «Придворное языковое употребление стало единственно действенным образцом, одновременно так называемый bon usage, то есть корректное произношение, стало в большей степени, чем в других странах, составной частью „хорошего тона“, примерного поведения в приличном обществе».

Иными словами, во французском языковом пространстве в начале 18 века возникает особое, радикально «обострённое», «нормативное языковое сознание», в соответствии с которым достойным человеком мог считаться только тот, кто умел правильно говорить на хорошем французском языке. Неслучайно, что все диалекты французского, не только савойский, презрительно обозначались понятием Patois, происходящим от слова patte («лапа») или patoyer («говорить руками»). Диалекты во французском языковом ареале, в отличие от немецко-швейцарского пространства, считались признаком «низкого, плебейского крестьянства», при этом совершенно забывалось, что «стандарт» в языке – это тот же диалект, только «сделавший карьеру».

В централистски организованной Франции северофранцузскому диалекту удалось сделать придворно-политическую карьеру, тогда как в совершенно децентрализованной Швейцарии ни одному из диалектов не выпало судьбы завоевать лидирующие позиции, а диалекты, в отличие от Франции, рассматривались не как порок, а как выражение кантонально-культурной идентичности. Возвращаясь к французскому «нормативному языковому сознанию», подчеркнём, что под давлением этого сознания оказалась не только французская провинция, но и западная Швейцария. Именно это, очевидно, объясняет тот факт, что с течением времени не только элита, но и простой народ практически добровольно отказались от использования диалектов.

Конечно, этот процесс шёл долго и неравномерно. К концу швейцарского «Старого режима» (1798 год) в западной части Швейцарии еще довольно активно использовался диалект, с другой стороны, «вэлшская» элита говорила и писала на литературном французском гораздо увереннее, чем их собратья-аристократы из провинциальной Франции. Однако за всем этим скрывалось фактическое многоязычие, когда народ, и элита, и простолюдины, говорил одновременно и на литературном французском языке, и на диалекте.

И только Французская революция подписала французским диалектам окончательный смертный приговор, заклеймив их в качестве реакционного пережитка феодализма. Введение в 19 веке во Франции и западной Швейцарии стандартов всеобщего образования, основанных на литературном языке, стало последним гвоздём в гроб диалектов. В немецкой же Швейцарии такого не произошло, напротив, здесь шло параллельное укрепление и диалектов, и письменного немецкого, который выступает, и сегодня тоже, в качестве языка культурной принадлежности Швейцарии к немецкой традиции. Там же, где следует подчеркнуть швейцарскую самобытность, на первое место немедленно выступает диалект.

Образец женевского патуа времён Жана Кальвина. Конкретно эта угроза была обращена в адрес монаха-францисканца Абеля Попэна, родом из Анжу, служившего с 1543 г. в Женеве в качестве протестантского священника.

«Gro panfar, te et to compagnon gagneria miot de vot queysi! Se vot not fade enfuma, i n`y a persona que vot gardey qu`on ne vot mette en ta lua qu`epey vot mouderi l´oura que james vot saliete de votra moennery».

Перевод П. Кнехта выглядит следующим образом: «Толстопузый, тебе и твоим товарищам помолчать бы лучше! Если вы доведете нас до предела, то никто не спасет вас от того, что вас отведут в такое место, где вы проклянёте тот час, когда вы покинули свой монастырь».

Источник: Knecht P., Die französischsprachige Schweiz, in: Die viersprachige Schweiz, von Jachen C. Arquint (Hrsg. von Robert Schläpfer), Zürich; Köln: Benziger, 1982.

Русскоязычная версия материала подготовлена Людмилой Клот и Игорем Петровым