«В обществе Швейцарии всегда существовали предрассудки»

Современные женщины более образованные, даже беженцы. А мир меняет цифровая революция, в особенности это касается темпа жизни. На фото: участники интеграционных курсов в Цюрихе, в 2007 году, без масок, еще до пандемии. Integrationsförderung IF Zürich ZVG

Дочь итальянских гастарбайтеров, Розанна Ратс-Каппай (Rosanna Raths-Cappai) с конца 1980-х работала менеджером проектов в Интеграционном ведомстве города Цюрих (Integrationsförderung Stadt Zürich).

В августе 2020 года она уходит на пенсию. Мы поговорили с ней о ее личной истории, а также задали несколько вопросов на темы, которые волнуют сейчас всю Швейцарию.

Swissinfo: Кем вы себя осознаете — швейцаркой или итальянкой?

Розанна Ратс-Каппай: Цюрих для меня — родной город, хотя я здесь не родилась и не выросла. При другой политической ситуации я могла бы жить в Италии. Восхищаюсь ее природой, городами, искусством, кухней, музыкой, языком. Прекрасная страна, но из нее сейчас бегут все, кто может — я вижу это по нашему интеграционному курсу «Мы живем в Цюрихе», который проходит на десяти языках.

Много лет у нас не было итальянской группы, а теперь она снова набирается, и приезжают уже не гастарбайтеры, а образованные люди, светлые умы. Происходит brain drain, утечка мозгов, и это очень плохо для страны, но народ уже не может терпеть эту коррупцию, эту мафию. Думаю, в России сейчас похожая ситуация.

Швейцарское гражданство Ваши родители уже получили?

Папа говорит, что всю жизнь трудился в Швейцарии, никогда не подавал на пособие по безработице и всегда исправно платил налоги. А теперь, через шестьдесят лет жизни здесь, должен унижаться, просить, сдавать тест и платить за гражданство! Он не стал на него подавать.

А я получила швейцарский паспорт лет в двадцать, когда работала в банке Leu — сначала надо было на него накопить. Тогда в общине проживания голосовали за каждого иностранца, претендовавшего на гражданство, и мне повезло, что я играла в оркестре на аккордеоне. Подруга рассказывала, что меня за это очень хвалили и сочли, что, должно быть, из-за этого я уже хорошо интегрирована.

А как ты и твои родители попали в Швейцарию?

Мой отец Бениамино Каппай родом из бедной семьи с Сардинии, его детство пришлось на войну. Он хотел учиться, но тогда в Италии бесплатной была только начальная школа, так что он смог закончить обязательные пять классов. Единственной возможностью для карьеры была армия: там кормили, выдавали одежду и обучали. Его послали служить в городок Удине на севере Италии, где в казарменной прачечной моя мама занималась стиркой белья. Там они и познакомились, Лучиане было шестнадцать лет.

Все обещало, что папа сделает блестящую военную карьеру — он был успешен. Но, когда пришло время произвести его в офицеры, начальство навело справки о семье, и оказалось, что старший брат — убежденный коммунист. Это стало причиной увольнения и крушением всех его надежд, и он уехал на Сардинию, откуда обыкновенной почтой послал маме обручальное кольцо с аквамарином.

Подруги Лучианы, уехавшие на работу в Швейцарию, писали, что они довольны — хорошо зарабатывают, а главное — исправно получают зарплату в конце месяца, нетипичная для Италии ситуация. Мне было около года, когда мама получила контракт на ткацкой фабрике в городе Вальде в кантоне Цюрих. Она появилась там зимой, в легком пальтишке и туфлях на тонкой подошве; везде снег, жутко холодно, странные люди, странный язык.

Вскоре мама узнала, что на машиностроительном заводе требуется помощник токаря. Так в Швейцарию попал папа. В летний отпуск мама с папой уехали в Италию и вернулись уже вместе со мной в уверенности, что ребенок должен жить с родителями. Но оказалось, что я находилась в стране нелегально: Иностранная полиция (сейчас — Миграционная служба) потребовала, чтобы я немедленно покинула страну.

Просто какие-то драконовские меры!

Итальянцев тогда не любили: громкие, ходят группами, все время что-то празднуют, отмечают, поют. Молодые мужчины встречались на вокзалах, чтобы обсуждать итальянскую политику, повышали голос, и местным казалось, что итальянцы все время ругаются. В обществе всегда существовали предрассудки в отношении определенной национальности, вплоть до дискриминации. В 60-ые и 70-ые козлами отпущения были мои соотечественники, потом — турки, в девяностые — бывшие югославы, сегодня — женщины в платках, мусульмане.

Когда я росла, Швейцария нуждалась в  рабочей силе. Но власти считали, что семьи гастарбайтеров должны оставаться дома, чтобы южане не пустили корни и вскоре вернулись домой. Им давали статус сезонного рабочего, и по закону они должны были девять месяцев оставаться в Швейцарии, а три — проводить на родине.

Чтобы получить не сезонный, а годовой вид на жительство, нужно было проработать четыре таких сезона. Некоторые предприятия, чтобы лучше контролировать гастарбайтеров и меньше платить (в этом случае семья оставалась дома), зачастую давали работу не на девять месяцев, а чуть меньше.

К нам в справочную службу Welcome Desk в Интеграционное ведомство приходили клиенты, проработавшие на сезонных работах по десять лет и по-прежнему остававшиеся в этом отвратительном статусе. Сколько сломанных судеб, разрушенных семей! Помню, как мы, чтобы им помочь, сочиняли письма в Иностранную полицию и на их предприятия, объясняли ситуацию.

Так тебя, годовалую, выслали обратно на Сардинию?

Почему-то у моих родителей был годовой вид на жительство, и они стали за меня бороться. В общем, мне крупно повезло — и в том, что я осталась в Швейцарии, и в том, что мои родители, оба закончившие пять классов, смогли донести до меня, что образование — это ценность. Я оказалась одной из первых образованных «секондо», детей итальянских мигрантов.

И помогала своим соотечественникам переводить с немецкого, а их было в Вальде очень много — ткацкие фабрики были полны ими. Правда, первый год в детском саду я не понимала ни слова, и поэтому весь год полностью стерся из памяти. В начальной школе язык тоже хромал (мы ведь всегда были среди своих), и тогда вмешалась мама — попросила хозяина дома заняться со мной диктантами.

Родители не имели ни малейшего понятия о системе образования в Швейцарии. Попробовав работу на предприятии, я поняла, что хочу учиться, и поступила в гимназию. На днях, перебирая книги, нашла учебник русского тех лет, с моими пометами на полях.

И как изменилась твоя жизнь?

Я, послушная девочка из деревни, которой ничего не позволялось, оказалась среди эмансипированных молодых женщин. Тогда я немного отдалилась от родителей. Они были очень строги: папа — патрон; мама, травмированная детскими воспоминаниями, очень консервативна. Мне было тяжело. О сексе до брака не могло быть и речи. Когда, уже закончив гимназию и работая в банке Leu, в воскресенье днем я ездила на прогулки с моим будущим мужем Роландом, то, возвращаясь домой, видела их угрюмые лица. Они избегали меня, не хотели разговаривать.

В банке я сидела на операционной кассе — продавала и покупала валюту, чеки, золотые монеты. Было очень интересно, но я знала, что не останусь там навсегда. Во время этой работы мне дали шестимесячный оплачиваемый отпуск, я добавила несколько месяцев за свой счет и отправилась на учебу в университет в Гренобле. Роланд в это время учился в Женеве, и мы часто ездили друг к другу на выходные, о чем я рассказывала в письмах родителям.

Незадолго до возвращения домой я получила письмо от папы: пора заканчивать тайную жизнь, которую я вела во Франции, у него я должна придерживаться его правил, и не может быть и речи о том, чтобы я провела хоть одну ночь вне дома.

Я поняла, что пора покинуть дом. Но у итальянцев не принято, чтобы незамужняя женщина покидала родные пенаты. В тот день, когда меня на машине должен был перевозить друг, родители ушли, и я даже не смогла с ними проститься. Я звонила им — они не брали трубку; писала письма — они возвращали их нераспечатанными. Я перестала для них существовать.

Это была настоящая драма, слезы, но примерно через год мы помирились. А когда я вышла замуж за Роланда и родилась наша дочь Ровена, отношения совсем исправились. Но до сих пор в нашей семье не говорят на эту тему, и я чувствую эту недоговоренность. А женщина, которая нас примирила, исчезла так же неожиданно и загадочно, как и появилась. Очень странная история!

Такого рода конфликты характерны и для других культур, с которыми вы сталкивались?

Серьезные поколенческие конфликты знакомы мне по турецким и тамильским семьям с недостаточным образованием. Они покидают родную страну, запечатлев в себе ее образ на момент отъезда, не развиваясь, не меняясь вместе с ней. Они как бы зависают в прошлом, но и в Швейцарии они всем недовольны.

В семье возникают разногласия и конфликты, когда их дети интегрируются, хотят быть такими же, как их сверстники, как их окружение. Я всегда была единственной итальянкой в классе (наверное, потому что тогда детей оставляли в Италии), и самое заветное мое желание было — не выделяться.

Как вы стали сотрудницей городской администрации Цюриха?

После банка я выучилась на переводчика, а потом занималась фандрайзингом, собирала деньги для фонда Песталоцци, сотрудничая с «Детской деревней Песталоцци», созданной после войны для детей-сирот. В это же время мы с Роландом прочитали в газете, что город Цюрих планирует открыть справочную службу для мигрантов.

Петер Виттвер, мой первый начальник, набирал большую команду сотрудников из разных стран, которые могли бы давать консультации на родном языке. И я написала ему, что как «секондо» как раз этим и занималась всю жизнь. Он взял меня на несколько часов в неделю для консультаций на итальянском, французском и английском, в остальное время я продолжала работу в фонде Песталоцци, при этом еще преподавала немецкий как неродной и занималась новорожденной дочкой.

Постепенно наша служба расширялась, я оставила фонд Песталоцци. Десять лет сотрудничала с Петером Виттвером, а потом он стал пастором в храме Предигеркирхе в Цюрихе, где прослужил до самой пенсии. Но именно благодаря ему и появился интеграционный курс, который позже стал известен под названием «Мы живем в Цюрихе».

Ведомство поощрения интеграции города Цюрих

Структура, занимающееся вопросами миграции и интеграции (Integrationsförderung IFВнешняя ссылка), относится к ведомству мэра города и расположено в здании мэрии города Цюрих.

В сферу его деятельности входит как разработка концепции и стратегии социальной интеграции иностранного населения Цюриха, так и предоставление конкретных сервисных услуг.

К ним относится справочная служба для мигрантов Welcome Desk, интеграционный курс для женщин на десяти языках, в том числе и на русском, «Мы живем в Цюрихе», организация информационных и иных мероприятий для вновь прибывших в город иностранцев, обеспечение финансирования интеграционных проектов.

Как именно он возник?

В те годы признали, что женщина как супруга и как мать очень важна в семье и, если она хорошо образованна, это идет на пользу детям и в конце концов всему обществу. Государство выделило финансирование на проекты с целью образования, особенно молодых женщин-мигрантов. Петер Виттвер составил проект и получил под него деньги из Берна на два года — с 1993-го по 1995-й. В первую очередь, мы хотели достучаться до женщин с недостаточным образованием.

Розанна Ратс-Каппай (Rosanna Raths-Cappai) с конца восьмидесятых работала в Интеграционном ведомстве города Цюрих. Integrationsförderung IF Zürich ZVG

Для этого волонтеры со списком адресов тех, кто недавно зарегистрировался в Цюрихе, ходили по домам и рассказывали про проект. Вся наша команда впала в состояние эйфории — столько молодых женщин из разных стран со всего мира! Вначале курс состоял из трех частей: обучение немецкому, социальная информация и — по желанию — профориентация. Он действительно был из прошлого века: приходили женщины, платили мне наличкой, я вносила их имена в тетрадки, деньги складывала в коробочку.

А потом Петер обратился в цюрихский городской парламент и получил постоянное финансирование. Раз в несколько лет консервативная Швейцарская народная партия (SVP) отправляла запрос — сколько стоит проект, что за женщины посещают курс, что делают после его окончания и т.д. Один раз от них даже поступило предложение закрыть его, но предложение не приняли. А сейчас невозможно себе представить Цюрих без интеграционного курса «Мы живем в Цюрихе»! Думаю, пока городом правят красные и зеленые, он будет существовать.

Как изменились за эти годы твои «клиентки» и мир вокруг тебя?

Современные женщины более образованные, даже беженцы. А мир меняет цифровая революция, в особенности это касается темпа жизни. Когда я начинала работать и отсылала письмо, то проходило несколько дней, пока я получала ответ, а теперь — несколько минут. Конечно, я не могла представить себе, что за несколько месяцев до выхода на пенсию буду преподавать курс онлайн (из-за карантина). Мне нравится учиться новому, но я думаю, что самое важное и самое ценное, что есть у нас в жизни — живое человеческое общение.

Что пишут швейцарские СМИ о постсоветском пространстве? Читайте свежий обзор!