Феликс Валлотон: анархический портрет художника в юности

La Charge («Атака»), начало 1890-х годов. Работа иллюстрирует анархистские настроения Феликса Валлоттона. PD-Art photographs / Wikicommons

Швейцарский художник и писатель Феликс Валлотон (Félix Vallotton) в юности был человеком, питавшим глубокое недоверие к буржуазным общественным институтам и проявлявшим интерес к парижским анархистским кругам. Повод вспомнить об этом даёт столетие со дня его смерти.

В 1882 году Феликс Валлотон приехал в Париж, чтобы изучать живопись. Он был не первым и не последним швейцарцем, проделавшим этот путь: до него в Париж отправлялись художник Рене Обержонуа (René Auberjonois) и писатель Шарль-Фердинанд Рамю (Charles-Ferdinand Ramuz), а ещё раньше, в 1850-х, — Альбер Анкер (Albert Anker). Но Валлотон оказался самым юным из них — ему было всего семнадцать, когда он впервые увидел Париж.

Его отец, владелец шоколадной фабрики в Лозанне, отнюдь не был в восторге от этой идеи, но учитель рисования Феликса, Жюль Лефевр (Jules Lefebvre), попытался его успокоить: «Я очень ценю вашего сына и всегда хвалил его во всех отношениях, — писал он. — Достаточно просто довериться мне». Отец Феликса знал, что во главе парижской Академии изящных искусств стоит прославленный художник Шарль Морен (Charles Maurin). Однако он едва ли догадывался, что, помимо основ рисования, тот преподает его сыну ещё и стойкое неприятие основ буржуазного общества, а заодно — симпатии к анархистским идеям.

Расцвет анархизма

Судить о политических взглядах Валлотона по его письмам трудно. Его искусство говорит об этом куда откровеннее. В начале 1890-х годов Феликс Валлотон создаёт серию гравюр, в которых отношение к происходившему вокруг него было выражено без лишних экивоков. В работе La Charge («Атака») полицейские со штыками наперевес бросаются на испуганных демонстрантов, некоторые из которых буквально взлетают на воздух. На другой гравюре — Manifestation («Демонстрация») — люди в панике пытаются укрыться от полицейских дубинок.

Как отмечает куратор Саша М. Ньюман (Sasha M. Newman) в каталоге американской ретроспективы Валлотона 1991 года, эти работы «осуждают, как и сама анархистская мысль, частную собственность, государственное насилие, полицейский произвол и обязательную воинскую повинность». На самом же деле Валлотон оставался далёким от политических крайностей. «Добившись успеха благодаря своим гравюрам, он начал сотрудничать с газетами и журналами, продолжая в том же художественном ключе критиковать злоупотребления полиции», — поясняет Катя Полетти (Katia Poletti), куратор фонда Феликса Валлотона (Félix Vallotton Foundation) в Лозанне.

Портрет Феликса Валлоттона (1865–1929), по мотивам автопортрета. Фото без указания даты. Keystone / Iba-Archiv

Это было время расцвета европейского анархизма. Российский мыслитель Пётр Кропоткин (Pierre Kropotkin) формулировал теорию анархизма, полемизируя с социалистическими идеями Карла Маркса (Karl Marx). Итальянец Санте Казерио (Sante Geronimo Caserio) довёл эти идеи до предела, убив президента Франции Сади Карно (Sadi Carnot). Недавно, 25 июня 2025 года, фонд Валлотона опубликовал онлайн полное собрание его графики (около 1200 работ), результат десятилетней работы совместно со Швейцарским институтом искусствоведения (Schweizerisches Institut für Kunstwissenschaft, SIK-ISEA).

Богемной жизни Парижа Феликс Валлотон почти не касался. Его распорядок дня был предсказуем и точен, как механизм швейцарских часов. «Я работаю целыми днями, иногда даже по вечерам. Редко куда выхожу, разве только в библиотеку. Меня это вполне устраивает», — писал он брату Полю (Paul Vallotton) в 1895 году. В те годы он жил с Элен Шатене (Hélène Chatenay), швеёй и своей моделью. Примерно тогда же известный критик Таде Натансон (Thadée Natanson), один из редакторов журнала La Revue blanche, составил портрет Феликса Валлотона:

«Он пришёл к нам очень молодым и худым блондином с овальным, чуть асимметричным лицом, с редкими усами и с намёком на бородку. Он ходил боком и следил за каждым своим шагом. Его одежда выглядела слегка поношенной, но, скорее всего, это объяснялось её почти педантичной чистотой. Казалось, он всегда остаётся настороже». Журнал La Revue blanche был интеллектуальным, но отнюдь не революционным изданием. Там нередко публиковались работы Феликса Валлотона, так что его имя постепенно становилось все более известным и за пределами круга читателей с анархистскими наклонностями.

Чужой среди своих

Тем не менее Валлотон всегда оставался «чужаком среди «Наби»» — так называли художественную группу Les Nabis (в переводе с иврита — «пророки»), к которой он присоединился вместе со своими друзьями Пьером Боннаром (Pierre Bonnard) и Эдуаром Вюйаром (Édouard Vuillard). Несмотря на формальное членство в этой группе, Феликс Валлотон всегда оставался от этого объединения на дистанции — как в силу своего швейцарского происхождения, так и по причине своего чуть более сдержанного художественного темперамента. Кроме того, Франция тех лет с подозрением относилась к политически активным иностранцам.

C’est la guerre! («Это война!»), 1915–1916 годы. Частное собрание. © Fine Art Images / Heritage Images

«Я собираюсь подать заявление о натурализации, — писал Валлотон брату в феврале 1898 года. — В нынешнем положении я чувствую себя слишком беззащитным. Это мешает мне работать, а слово „иностранец“ начинает меня тяготить». К 1900 году в его жизни многое изменилось. Феликс Валлотон получил французское гражданство, переехал из бедного квартала на левом берегу Сены в более престижный район за Оперой. Он оставил свою швею ради Габриэль Родригес (Gabrielle Rodrigues), вдовы и дочери известного арт-дилера Жозефа Бернэма (Joseph Bernheim). В письме к брату и невестке он, похоже, так и не смог скрыть некую неловкость: «Будьте к нам с моей будущей женой столь же добры, как были ко мне одному. Её зовут Родригес, она дочь господина Бернэма, крупного торговца искусством. После свадьбы в мае мы отправимся в Швейцарию… Мне будет очень приятно её вам представить».

От анархизма к пацифизму

«Кажется, ты очень изменился», — писал ему его приятель Эдуар Вюйар (Édouard Vuillard). В каком-то смысле — да, так и было. Феликс Валлотон стал более буржуазным человеком, он целиком сосредоточился на живописи, но политическая острота из его искусства никуда не исчезла. «Темы несправедливости и полицейского произвола продолжают преследовать его, — подчёркивает Катя Полетти. — Это видно, например, в его серии „Преступления и наказания“, опубликованной в 1903 году в либертарианском журнале L’Assiette au beurre».

Кроме того, к началу 20 века анархизм во Франции тоже эволюционировал, отказавшись от политического насилия и превратившись в пацифистское и антимилитаристское движение. Когда в 1914 году началась Первая мировая война, пятидесятилетний Феликс Валлотон снова вернулся к гравюре, с тем чтобы обличить жестокость войны серией рисунков C’est la guerre! («Это война!»). «Он нисколько не утратил художественной силы, — отмечает Полетти. — Его гравюры из этой серии — едкое, точное и очень личное высказывание против войны».

В 1917 году Валлотон отправился на фронт в составе официальной «художественной миссии армии». Однако, вернувшись, предпочёл полагаться не на эскизы, а на память. Результатом стали мрачные полотна Verdun и Le cimetière militaire de Châlons («Военное кладбище в Шалоне»), в которых художник показал холодный, механистичный облик современной войны. Так Феликс Валлотон — швейцарец и француз, анархист и буржуа — остался фигурой на стыке двух миров, а его искусство сохранило остроту, даже когда сам он стал членом куда более респектабельного общества.

Подробнее о Феликсе Валлотоне:

Русскоязычная оригинальная версия материала создана, адаптирована и отредактирована русскоязычной редакцией Swissinfo / ип / нк / ап.