Человеческий зоопарк в фильмах братьев Цюрхер

В фильме The Sparrow in the Chimney / Der Spatz im Kamin («Воробей в дымоходе») Марен Эггерт (Maren Eggert, в центре) играет могущественную «мать семейства»: она находится в центре всех семейных противоречий в последнем фильме братьев Цюрхер. Zürcher Film

Фильм Рамона Цюрхера (Ramon Zürcher) «Воробей в дымоходе» (Der Spatz im Kamin) получил шесть номинаций на главную швейцарскую кинопремию, которая будет вручаться в Женеве в конце марта. Эта лента завершает трилогию, в которой замкнутые пространства превращаются в арену психологических игр, разыгрываемых на нервной почве человеческих отношений. В интервью порталу SWI swissinfo.ch Рамон Цюрхер рассказал, как ему удаётся с помощью вполне субъективных персонажей создавать истории с универсальным посылом.

Рамон Цюрхер — редкое, если не сказать вымирающее, явление на швейцарской кинематографической сцене. Его сотрудничество с братом-близнецом Сильваном Цюрхером (Silvan Zürcher), который выступает одновременно в роли режиссёра и продюсера, строится по той же схеме, что и у Джоэла и Итана Коэнов. Будучи квир-персоной, он неизменно сосредоточен на женском взгляде, что роднит его с Педро Альмодоваром (Pedro Almodóvar). А его способность рассказывать истории в ограниченных пространствах — крошечной квартире или маленькой кухне — позволяет ему стремиться к почти бергмановской глубине.

Однако все эти символические отсылки больше интересуют кинокритиков, чем самого Рамона Цюрхера, который никогда на них не ссылается. Мы встретились с ним ещё в прошлом году на кинофестивале в Локарно, где он представлял «Воробья в дымоходе» — единственный швейцарский фильм в основном конкурсе. Он оставил впечатление сдержанного парня из швейцарской глубинки, который уехал изучать кино в Берлин. Прожив в немецкой столице 17 лет, он недавно вернулся в Швейцарию и теперь живёт в городе Биль на западе кантона Берн. За эти годы он выработал авторский стиль, который, как он сам сказал в интервью SWI swissinfo.ch, «очень личный, но не частный».

Фильм «Воробей в дымоходе» завершает «Звериную трилогию» братьев Цюрхер, начатую снятыми в Берлине картинами «Странный маленький кот» (The Strange Little Cat, 2013) и «Девочка и паук» (The Girl and the Spider, 2021). Действие фильма «Странный маленький кот», снятого на очень скромный бюджет, практически полностью разворачивается в тесной кухне маленькой берлинской квартиры. В «Девочке и пауке» пространство расширилось уже до двух небольших квартир, а в «Воробье в дымоходе» действие переместилось в большой загородный дом в Швейцарии. Явный прогресс.

Неподвижность в движении

Хотя фильм «Воробей в дымоходе» вполне можно рассматривать как самостоятельную ленту, он становится менее странным, запутанным и неуютным, если воспринимать его в связи с другими фильмами «Звериной трилогии» Рамона Цюрхера. «Эти три фильма чем-то напоминали камерные пьесы huis-clos (закрытое общество), и мы воспринимали их как родных братьев и сестёр, играя с неподвижностью и движением. Первый фильм был ближе к статике — это своего рода камерный портрет без какого-либо развития. Во втором появилось немного больше движения главным образом потому, что его сюжет был связан с переездом главной героини на новую квартиру. А третий фильм — скорее о развитии и трансформации, там в пространство входит больше движения, и оно начинает дышать».

Продюсер Сильван Цюрхер (Silvan Zuercher, слева) и режиссер Рамон Цюрхер (Ramon Zuercher) на 77-м Международном кинофестивале в Локарно в августе 2024 года. Keystone / Jean-Christophe Bott

В первых двух фильмах кинокамера никогда не расширяла своё поле зрения, не отходя далеко от лиц персонажей. В «Воробье в дымоходе» режиссёр наконец-то выходит на улицу и позволяет внешнему пейзажу вторгнуться в замкнутое повествование. Однако даже в этом случае пейзаж остаётся тесно связанным с настроением и чертами характера персонажей. Вокруг постоянно движется множество людей, а также домашних животных — кошек, собак, насекомых, птиц, — переполняющих пространство. Отношения между людьми никогда не выражены чётко, они раскрываются лишь по ходу повествования. Диалоги короткие, произносятся как бы вскользь, персонажи перемещаются, словно шахматные фигуры на доске, создавая атмосферу скрытой пассивной агрессии даже в самых романтичных сценах.

Личное, но не частное

Остаётся только гадать, не мстят ли братья Цюрхер за своё «дурное воспитание», но Рамон Цюрхер так не считает. «Моя семья не переживала таких событий и не имела таких проблем, какие показаны в фильме, — говорит он. — Но каждый персонаж и каждая тема для меня очень личные, все они мне близки. Даже такой жестокий персонаж, как Карен — конфликтный стержень всех семейных противоречий в «Воробье в дымоходе», — в своей основе обладает определённой мягкостью и теплотой».

Рамон Цюрхер восхищается современным азиатским кино с его глубиной и двусмысленностью. «Персонажи там не являются инструментом сюжета, у них всегда есть более сложная глубина. Я не смог бы создать персонажа исключительно с чертами антагониста, например монстра. Это мне неинтересно». Любопытно, что фильм получил гораздо больше похвал от зарубежных критиков, чем от швейцарских, которые в Локарно встретили его резко и, более того, негативно. Возможно, потому, что он затрагивает неудобные темы в стране, весьма настороженно относящейся к психоанализу?

Рамон Цюрхер признаётся, что никогда особо не задумывался над этим, но видит в этом вопросе некоторый смысл. «Швейцария была богатой страной лишь последние 70 лет. Она стала страной, где, на первый взгляд, всё прекрасно устроено и все здоровы, но каждая семья несёт в себе все равно какую-то травму. Эти психологические или внутренние реалии нельзя решить за один-два дня — это долгий процесс». Будучи квир-персоной, он подчёркивает, что никогда не чувствует себя полностью в своей тарелке.

Избегая зрительного контакта: семейная фотография в фильме «Воробей в дымоходе». Zürcher Film

«Гомосексуальность уже вполне нормализована в обществе. Берлин, как и большинство больших городов, считается очень открытым, но всё равно там остаётся лёгкая настороженность по отношению к таким, как я. Она проявляется скорее через микроагрессию. Как будто в нас вонзают иглу, а не нож. Я думаю, что у большинства людей с квир-биографией есть дополнительный слой кожи, который защищает их от этих иголок».

Патриархальный матриархат

Квир-идентичность Рамона Цюрхера (Ramon Zürcher) особенно проявляется в его женских персонажах. Мужчины у него — в лучшем случае приложения к семейному созвездию, а в худшем — просто источник тупого раздражения. Женщины же, напротив, изображаются сильными, этакими семейными патриархами. Режиссёр согласен: «Когда в семье правит отец, характер конфликта понятен. Но если во главе стоит женщина, всё становится сложнее, потому что у матери нет образа антагониста. Когда то, что мы ассоциируем с матерью, — любовь, тепло, забота, воспитание — превращается в тиранию, это может быть даже более жестоко, чем в случае с типичным отцом».

Сцена из второго фильма братьев Цюрхеров The Girl and the Spider («Девочка и паук»). © Zürcher Film

«Сегодня, когда у женщин стало больше возможностей, можно подумать, что произошла трансформация. Но на самом деле её нет — изменилась лишь расстановка сил между полами, а внутренние властные отношения остались прежними». И на этом минном поле Рамон Цюрхер чувствует себя вполне уверенно. «Я часто мыслю с женских позиций, часто отождествляю себя с женщинами, — говорит он. — Когда я начал смотреть кино, меня всегда интересовали такие актрисы, как Изабель Юппер (Isabelle Huppert) и Изабель Аджани (Isabelle Adjani) — прекрасные, загадочные женщины. Я всегда чувствовал, думал и жил желаниями женских персонажей. Когда я начинаю писать сценарий, это всегда происходит с женской точки зрения».

Женский взгляд

Женский взгляд для него — это дверь в семейные проблемы, ведь самые базовые отношения формируются через перерезание пуповины, «но пуповина всегда остаётся, невидимая». Возможно, именно в этот момент фильмы Рамона Цюрхера приобретают более универсальный характер. По его словам, он и его брат никогда не стремились делать свои фильмы исключительно локальными по своей проблематике — именно поэтому, даже снимая «Воробья в дымоходе» в Швейцарии, они решили использовать литературный немецкий, а не швейцарский диалект, на котором говорят дома.

Мужчины в фильмах братьев Цюрхер всегда находятся на заднем плане или играют роли второго плана (в сцене из фильма The Strange Little Cat / «Странный маленький кот»). Peripher Filmverleih

«Я считаю, что Hochdeutsch (так в Швейцарии называют литературный немецкий язык) — это тоже часть швейцарской идентичности. Мы читаем и пишем на этом языке, используем его в школе, он звучит нейтрально. Это язык, с помощью которого можно построить фильм, потому что в нём есть что-то универсальное». Объединение трёх фильмов в «Звериную трилогию», сюжеты которой позволяют погружаться в то, что Рамон Цюрхер называет «психологическим человеческим зоопарком», — это больше чем сдержанная ирония.

Рамон Цюрхер говорит, что ненавидит очевидные названия фильмов вроде «Мать» или «Превращение», сразу выдающие весь сюжет в нескольких словах. По его словам, смещение фокуса от главной истории к чему-то на её периферии — это способ заметно расширить пространство не только физическое, но и смысловое, интерпретационное. «В конце концов, все мы — это фауна, — говорит он. — А “звериная трилогия” означает, что она сосредоточена на людях, которые сами являются животными среди других животных».

Но, наверное, такой подход связан ещё и с тем, что сам Рамон вырос в деревне, а там везде животные, на каждом шагу? «О нет! — смеётся он. — В нашей семье было несколько аллергиков, поэтому у нас никогда не было ни кошек, ни собак. Вокруг были только соседские коровы».

Русскоязычная оригинальная версия материала создана, адаптирована и отредактирована русскоязычной редакцией SWI / ип / нк / ап.