Виктору Корчному исполнилось бы 90 лет
До своего побега в Нидерланды Виктор Корчной был одним из ведущих советских шахматистов. Его матчи против Анатолия Карпова были известны не только любителям шахмат, так как это были поединки на высочайшем политическом, психологическом и физическом уровне.
Виктор Корчной дважды пытался «свергнуть» А. Карпова с его престола чемпиона мира, но оба раза неудачно. Вошел в историю турнир на Филиппинах в 1978 году, в рамках которого состоялось несколько захватывающих матчей между диссидентом в изгнании Корчным и образцовым советским гражданином, коммунистом и чемпионом мира Карповым. Виктор Корчной до сих пор считается одним из самых сильных игроков, которым так и не удалось выиграть титул чемпиона мира.
Виктор Корчной родился 23 марта 1931 года в Ленинграде (умер в 2016 году в швейцарском городе Волен в возрасте 85 лет). Пережил блокаду. Получил высшее историческое образование. Играть в шахматы его научил отец. В 1952 году в возрасте 21 года впервые квалифицировался для участия в финале чемпионата СССР по шахматам. Звания гроссмейстера был удостоен на Конгрессе ФИДЕ в 1956 году.
В течение своей карьеры В. Корчной выигрывал чемпионат СССР по шахматам четыре раза и чемпионат Швейцарии — пять раз, к тому же он был обладателем многих других титулов и званий. В 1974 году дал интервью югославской газете, в которой он критиковал некоторые аспекты советской системы шахмат. Это привело к его исключению из национальной сборной на целый год и запрету на выступления в международных турнирах. Ему даже запретили публиковать статьи, посвященные шахматам.
В 1976 году, когда эти меры были сняты, Корчной принял участие в турнире в Амстердаме, в ходе которого попросил политического убежища в Нидерландах. Он жил там в течение некоторого времени, но, не получив политического убежища, переехал в Западную Германию, а затем в 1978 году в Швейцарию. Он любил и уважал Конфедерацию, но то ли в шутку, то ли всерьез говорил: «Единственное, что мне не нравится в этой стране, — ее нейтралитет».
В августе 1990 года Корчной приветствовал «важный шаг» со стороны президента СССР Михаила Горбачева, который восстановил его советское гражданство, наряду с 22 другими великими деятелями, включая Александра Солженицына. Однако Корчной заявил, что все-таки этого недостаточно, чтобы заставить его вернуться в Советский Союз.
Корчной получил швейцарское гражданство в 1991 году, часто представлял Швейцарию на шахматной Олимпиаде — турнире, проводящемся раз в два года с участием команд со всего мира. В 2011 году он выиграл свой последний титул чемпиона Швейцарии, став одним из самых возрастных шахматистов, которые когда-либо выигрывали национальное первенство. В 2012 году он закончил свою шахматную карьеру по состоянию здоровья.
В июле 2004 года наши коллеги и партнеры из журнала (тогда еще газеты) «Русская ШвейцарияВнешняя ссылка» сделали с Виктором Корчным интервью, которое с тех пор больше не публиковалось, а у нас оно появляется впервые. Мы предлагаем вам это интервью, которое, с нашей точки зрения, хорошо подходит на роль завещания великого мастера, некоторые тезисы из которого носят почти пророческий характер.
— Виктор Львович, почему Вы выбрали именно Швейцарию и как Вам здесь живется?
— Решив не возвращаться в 1976 году, я попросил политического убежища в Голландии, в котором мне было отказано: очевидно, голландцы не захотели ссориться с СССР. В принципе, согласно дипломатической практике, подобный отказ в одной стране автоматически влечет за собой отказ в любой другой стране. Однако ввиду последовавшего вскоре лишения меня советского гражданства было принято беспрецедентное решение, и Швейцария предоставила мне политическое убежище. Кроме того, совпавшее по времени изменение моих личных обстоятельств также обусловило выбор Швейцарии как нового постоянного места жительства. Швейцарию я принял полностью, кроме нейтралитета, который считаю опасной (и заразной) болезнью, способной охватить не только внешнюю политику, но и все другие отрасли человеческой деятельности.
— А как Вы голосовали по вопросу вступления Швейцарии в ЕС?
— Против. Считаю, что Швейцария слишком мала, чтобы занять прочное место в этом союзе, вступив в него, она рискует попросту быть «поглощенной» более мощными соседями. Кроме того, в связи с современным разгулом терроризма, я не приветствую идею о прозрачных границах и чувствую себя более комфортно, пока Швейцария сохраняет пограничный режим с европейскими странами.
— А почему не США? Ваш отъезд имел огромный политический резонанс, и американцы, без сомнения, дорого дали бы за то, чтобы увидеть Вас защищающим цвета своего национального флага.
— В 1974 году я играл в США в турнире. Там я познакомился с гроссмейстером Меккингом, и мне через него действительно была предложена финансовая и другая помощь, чтобы сделать мое пребывание в Штатах привлекательным. Однако меня испугал слишком быстрый (особенно по сравнению с Союзом) темп жизни — я посмотрел, подумал и вежливо отказался.
— Вы говорили в многочисленных интервью, что, несмотря на различные спекуляции и домыслы, Ваш отъезд был все-таки вызван профессиональными, а не политическими причинами. Так ли это?
— Абсолютно верно. Я никогда не считал себя и не был диссидентом, мне скорее навязали роль врага, и я принял правила игры. Уже в Швейцарии я познакомился с некоторыми диссидентами, в частности с Владимиром Буковским, который впоследствии написал предисловие к моей книге «Антишахматы». Я, видите ли, привык открыто высказывать свои суждения, что, очевидно, не могло понравиться чиновникам от спорта: и у меня, и у моей семьи регулярно возникали проблемы, мне не давали играть в международных турнирах, и в какой-то момент я осознал, что если останусь, то моей профессиональной карьере грозит смерть. Последней каплей стал матч с Карповым в Москве в 1974 году.
Карпов был избран властями фаворитом ввиду того, что идеально вписывался в формат чемпиона: русский, из глубинки, молодой и исключительно лояльный к режиму. Разумеется, по ходу матча Карпов пользовался беспрецедентной поддержкой, был окружен командой первоклассных гроссмейстеров, прославлялся прессой и т.п. Когда я попытался указать на неравные возможности, определенно не способствующие ведению честной борьбы, меня было решено примерно наказать: это касалось и игры в турнирах, и некоторых финансовых вопросов, помимо прочего, усилилось и давление на мою семью.
Ситуация несколько улучшилась к 1976 году. Ведь Карпов стал чемпионом мира, не сыграв с Фишером: он, правда, обыграл Спасского и Корчного, но о них мало что было известно в связи с намеренным замалчиванием этих имен властями. Так что Карпов сам задумался о моей ситуации и предпринял ряд шагов с тем, чтобы изменить ее к лучшему: мне снова было разрешено играть в международных турнирах и выезжать за границу, многие из отвернувшихся от меня вновь начали проявлять ко мне интерес, но на мое твердое решение уехать к тому времени ничто уже повлиять не могло.
— Трудно ли было решиться на отъезд? Все-таки в то время отъезд на Запад был навсегда, навсегда прерывалась связь с родиной, семьей, друзьями, что для большинства уезжавших было трагедией. Насколько труден был этот вынужденный разрыв или организованная против Вас кампания травли сделала отъезд менее болезненным?
— В отличие от большинства уезжавших в те годы, я хорошо представлял себе, куда еду, у меня была профессия и вес в шахматном мире, уже тогда я прилично владел английским. Знаете, я вообще уверен, что своим отъездом продлил себе жизнь, так как уровень тогдашней медицины в СССР не всегда позволял рассчитывать на долголетие. А разрыв с родиной я, конечно, переживал, правда, всегда испытывал скорее не ностальгию, а чувства старого человека, теряющего своих единомышленников, которому уже и по душам-то поговорить не с кем...
А как остался: играя в турнире в Голландии, я в числе прочих давал интервью агентству Франс Пресс. Отвечая на вопрос о том, что я думаю о бойкотировании СССР олимпиады в Израиле, я сказал, что ничего странного и удивительного в этом не вижу, это вполне вписывается в проводимую СССР политику антисемитизма. Разумеется, вернись я после этого, выезд за границу был бы закрыт для меня навсегда. Вот так я и остался. И все-таки, несмотря на, казалось бы, все предпосылки к моему отъезду, мое решение оказалось ударом для чиновников от советского спорта: в отличие от многих уехавших в те годы, даже тех, кто добился успеха и состоялся на Западе, но чья жизнь упорно замалчивалась в Союзе, обо мне вынуждены были писать.
— Остался ли у Вас в России круг друзей, люди, которые не отреклись от Вас, не предали в трудные годы опалы, особенно после отъезда?
— К счастью да: среди них могу назвать журналиста Виктора Васильева, профессора Льва Спиридонова и других. Сочувствие и поддержка этих людей, конечно же, помогли мне в трудное время.
— Хочется спросить Вас о секрете Вашего спортивного долголетия: известно, что матч с Карповым за звание чемпиона мира в Багио Вы играли, когда Вам уже было 47 лет (Карпову — всего 23!). Этот драматичный поединок закончился с минимальным счетом 6:5 в пользу Карпова, и часто приходится слышать мнение специалистов, что, не будь того исключительного по масштабам психологического (да и политического) давления на Вас, судьба матча могла сложиться по-другому. Как Вам удается сохранять работоспособность и спортивную форму?
— По поводу того матча, вы, наверное, не знаете, Высоцкий даже сочинил песню. Там есть такие строки: «И вот они сидят, один — герой народа, что пьет кефир в критический момент, другой — герой без имени и рода, с презрительною кличкой — «претендент». Что касается физической формы и работоспособности, то секрета здесь никакого нет, спортом не занимаюсь, вот только что много пешком хожу; с тех пор как однажды еще в Союзе «ударил» машину ГАИ, за руль больше не садился... Похоже, пешие прогулки положительно влияют и на мою умственную деятельность (смеется)...
— Набоков в романе «Защита Лужина» рисует довольно-таки отталкивающий образ профессионального шахматиста. На Ваш взгляд, насколько подобный образ одержимого шахматами интроверта, находящего убежище в абстрактном мире шахматных комбинаций, соответствует действительности?
— Набоков, как известно, сам увлекался шахматами и даже создал ряд этюдов. И, безусловно, в его описании есть определенная доля истины. Профессионально занимающийся шахматами человек действительно отдает значительную часть и своего времени, и своей души игре... По-другому и не может быть: ты постоянно, зачастую подсознательно, размышляешь, анализируешь. У меня бывало даже так, что я во сне находил решение отложенных позиций.
— Скажите, и что же все-таки такое шахматы: наука, спорт или искусство?
— Человеческие (не компьютерные!) шахматы — это сплав элементов науки, искусства, спорта и психологии. К сожалению, в силу современных тенденций компьютеризации и коммерциализации шахмат в современных шахматах все больше превалируют наука и спорт, то есть доскональное знание теории и способность к психологической устойчивости.
— Кто, на ваш взгляд, на сегодняшний день является наиболее сильным игроком?
— Без сомнения — Каспаров. И, с моей точки зрения, альтернативы ему пока не видно, даже среди молодых. А чемпион мира все-таки Крамник, так как обыграл Каспарова. Но ведь люди не машины и не могут постоянно выигрывать. Так что все-таки — Каспаров: ему сейчас 40 с небольшим лет, в принципе это возраст расцвета для шахматиста, и специалисты еще ожидают от него новых вершин.
— Какие у Вас есть увлечения помимо шахмат?
— Меня часто спрашивают, кем бы я был, если бы не стал профессиональным шахматистом. Я отвечаю, что, скорее всего, преподавал бы историю где-нибудь на Колыме: я ведь закончил исторический факультет, ну а на Колыме потому, что привык открыто говорить то, что думаю. Отвечая на Ваш вопрос: еще будучи школьником, я ходил в кружок музыки и художественного чтения. Мои увлечения и по сию пору остаются в этой области: классическая музыка, очень люблю поэзию, часто удивляю знакомых шахматистов знанием стихов. Помимо этого, увлекаюсь психологией; чтение книг по проблемам исследования подсознания человека помогло мне, между прочим, бросить курить.
— Скажите, а трудно ли было Вам после стольких лет разлуки вновь приехать в Россию? Что Вы почувствовали, вновь вернувшись в свой Ленинград?
— Знаете, у Губермана есть строчки, которые очень люблю: «...тяжелее всего уезжать нам оттуда, где жить невозможно...» Так что и приехать первый раз туда было непросто, но в целом я не боялся. Особых перемен я как-то не заметил, разве что лозунги изменились (смеется). А что почувствовал, так это как все они передо мной молчаливо извинялись...
— Кстати, Вам не так давно довелось общаться с поэтом Игорем Губерманом — он часто бывает в России, в ее глубинке, и чрезвычайно оптимистично отзывается о тех, на его взгляд, положительных переменах, которые он замечает в городах, в поведении людей и пр. Ваше отношение к современной России и происходящим в ней переменам?
— Я в какой-то степени считаю себя причастным к происходящим там переменам, смею надеяться, что в них есть и частичка моего скромного вклада. Конечно, Горбачев сделал важное дело, направив страну по пути перемен. Не уверен, правда, насколько осознанно он действовал, или скорее уже созрел исторический момент для перемен, ставших к тому моменту необратимыми.
Что там происходит сейчас: конечно, России, в силу огромной территории и исторических особенностей, нужна сильная рука для выхода из кризиса, а при подобной форме централизованного правления временно ограничиваются демократические свободы. К сожалению, не могу ручаться за то, что те, кто сейчас в России у руля, осознают это и готовы к тому, что подобное ограничение — лишь временное...
В соответствии со стандартами JTI
Показать больше: Сертификат по нормам JTI для портала SWI swissinfo.ch
Обзор текущих дебатов с нашими журналистами можно найти здесь. Пожалуйста, присоединяйтесь к нам!
Если вы хотите начать разговор на тему, поднятую в этой статье, или хотите сообщить о фактических ошибках, напишите нам по адресу russian@swissinfo.ch.