Роман Зигнер и энергия стихий: когда природа говорит языком искусства

В работах Романа Зигнера даже мебель обретает собственную волю и переживает невероятные прключения. Он воспроизводит извержения вулканов, имитирует оползни, отправляет письменные столы в полёт или погружает их под воду. Его искусство не статично — оно развивается во времени, как физический опыт, как интуитивный эксперимент с природными силами.

В Швейцарии активные вулканы исчезли уже миллионы лет назад. Последние лавовые потоки можно было бы наблюдать здесь в ту доисторическую эпоху, когда Альпы только-только начинали формироваться под давлением тектонических плит. Но в 1986 году на горе Камор (Kamor), в кантоне Аппенцелль-Внутренний, вдруг снова вспыхнул огонь. В течение двух минут вершина полыхала, словно это был Везувий или Эйяфьятлайокудль. Но это не было природное явление, но художественное высказывание: Роман Зигнер занёс на гору чёрный порох и устроил там, на вершине, временное извержение — жест одновременно точный и ироничный.

В 1986 году на горе Камор (Kamor), в кантоне Аппенцелль-Внутренний, вдруг снова вспыхнул огонь. © Roman Signer

«Мне нравится, когда природа выходит за мирные рамки — когда тихая река превращается в бурный поток, когда сходит лавина, когда обрушивается склон. В такие моменты она будто говорит: «Берегитесь. Я тоже умею кое-что», — говорит Роман Зигнер в разговоре с SWI swissinfo.ch. Долгое время его считали странным мастером-одиночкой. Даже сегодня в швейцарской прессе его порой называют «шелудивым пацаном» (Lausbub). Но за его кажущейся легкомысленностью стоит строго выстроенная художественная система — с точной логикой, контролируемым хаосом и поэтикой движения.

Один из самых влиятельных

На международной сцене сегодня Роман Зигнер — один из самых влиятельных швейцарских художников. Его работы одинаково ценят коллекционеры и интернет-аудитория, которая, как правило, не проявляет особого интереса к современному искусству. По-настоящему заметной фигурой он стал после своего участия в выставке Documenta 8 в 1987 году: тогда Роман Зигнер взорвал аккуратно уложенные стопки бумаги, и на несколько секунд в зале возникла зыбкая, исчезающая «бумажная стена» — жест, в котором соединились концептуальная строгость и зрелищная нестабильность.

Роман Зигнер обожает пиротехникуВнешняя ссылка. Его перформансы часто строятся на взрывной механике: в одном из видео ракета срывает с его головы кепку, в другом он сам вместе с офисным креслом вращается вокруг своей оси под действием закреплённых на кресле горящих пиропатронов. Эти сцены могут показаться комичными, но в них — та же основа, что и во всей его практике: напряжённый диалог с энергией, скоротечностью и контролируемым хаосом.

Долгое время его считали странным мастером-одиночкой с востока Швейцарии. Даже сегодня в швейцарской прессе его порой называют «шелудивым пацаном» (Lausbub). Stefan Rohner

Во многих работах Романа Зигнера заложена молниеносная сценическая динамика, по духу близкая к слэпстику. Именно эта лаконичная абсурдность делает их сегодня такими заметными в социальных сетях. В самой Швейцарии его нередко воспринимают как в прямом и переносном смысле «взрывного» художника, как шоумена. Сам Роман Зигнер с этим ярлыком мириться не намерен: на открытии выставки в цюрихском Кунстхаусе прессу от его имени попросили воздержаться от заголовков с упоминанием взрывов и подрывов. Такие ассоциации, по словам художника, не отражают сути его искусства.

Покой «Пейзажа» и осколки стекла

Название выставки — «Пейзаж» — звучит подчеркнуто спокойно. Обычно музейное пространство стремятся изолировать от внешнего мира, но в этом случае залы были открыты. Из окон просматривались городские улицы, деревья, машины. Не было ни перегородок, ни глухих стен — только воздух, движение и дневной свет. За белыми стенами и стеклом пришлось спрятать лишь один проект — ради безопасности публики: на открытии выставки Роман Зигнер заставил украшенную стеклянными шарами рождественскую ёлку вращаться вокруг своей оси. Она вращалась в итоге так быстро, что игрушки начали разлетаться в разные стороны и со звоном разбивались об пол. Осколки так и остались лежать там, где упали — как материальное эхо перформанса.

Такие сцены могут показаться комичными, но в них — та же основа, что и во всей его практике: напряжённый диалог с энергией, скоротечностью и контролируемым хаосом. © Roman Signer

Роман Зигнер всегда подчёркивал: природа для него — не просто источник вдохновения, а соавтор. Она завершает его произведения своими силами — ветром, тяжестью, временем. Работать с природой — значит позволить ей диктовать условия. Как, например, в одном из проектов: он надевает рыбацкие штаны, которые постепенно изнутри наполняются водой, пока их вес не прижимает его к земле, и он не начинает спотыкаться на ровном месте. Или когда он воссоздаёт оползень — управляемый, но стихийный.

Участник художественного прорыва 1970-х

К искусству Роман Зигнер пришёл сравнительно поздно. Он родился в 1938 году и решил заняться скульптурой лишь в середине 1960-х — после тяжёлой болезни. В 1969 году, во время учёбы, он вместе с классом художественной школы посетил в Берне эпохальную выставку Харальда Зеемана «Когда позиция становится формой». В тот момент в центре художественного внимания оказался сам процесс: скульптура утратила свою неподвижность, а художественное событие стало важнее объекта. Особую роль приобрели индивидуальные мифологии — художники начали работать как исследователи, изучая собственные теории, так, как это делал Йозеф Бойс.

[Ниже: оригинальный фрагмент программы Швейцарского телевидения о выставке When attitudes become form («Когда позиция становится формой»), 1969 год]

Многие видят в работах Романа Зигнера отголоски творчества Йозефа Бойса. «Конечно, я слышал о Бойсе и уважал его, — говорит Роман Зигнер. — И конечно, на меня что-то повлияло — я ведь не пустое, нейтральное пространство. Но я позволяю себе принадлежать к самым разным интеллектуальным направлениям и течениям. Важно слушать собственный голос». Творчество Романа Зигнера стало заметной частью художественного прорыва 1970-х годов. Его способ использовать ландшафт как мастерскую сближает его с ленд-артом. Но в отличие, например, от Роберта Смитсона, Зигнер ничего не оставляет в природе — ни объектов, ни следов.

«Даже видео тоже может быть скульптурой»

С начала 1970-х годов Роман Зигнер стал снимать на камеру Super 8 короткие «события» — как он сам их называл. Он взрывал стулья, запускал воздушные шары, сжигал мосты — не как жест разрушения, а как способ исследовать природу действия и импульса в диалоге с формой. Он создаёт перформансы. И поскольку ему было не слишком комфортно выступать перед публикой, он предпочитал фиксировать свои действия на видео. Как бы мало Романа Зигнера ни занимала художественно-историческая классификация, он ясно понимает, к какому ремеслу принадлежит.

«Я всегда считал себя скульптором. Но я не из тех вот, которые…» — Зигнер делает жест, будто бьёт молотком по наковальне. «Скульптор — это сегодня широкое понятие. Даже видео тоже может быть скульптурой». Выставка в цюрихском Кунстхаусе в значительной степени сосредоточена на статичных объектах. Но в центре его скульптур всегда — момент (пре)вращения. Его интересуют и едва заметные формы трансформации.

Осколки так и остались лежать там, где упали — как материальное эхо перформанса. © Roman Signer

Это особенно хорошо видно в одной из его акций: протянув от Апенцелля до Санкт-Галлена бикфордов шнур, Роман Зигнер поджёг его и дал медленно тлеть в течение 35 дней. На своём пути блуждающий огонёк Зигнера поджёг один за другим 200 маленьких конусов с чёрным порохом, но большого взрыва так и не произошло.  Этот перформанс демонстрировал прежде всего одно — длительность времени. Его работы часто напоминают масштабные побеги из повседневности: вот он склеивает два зонта. Один, подхваченный ветром, мчится вперёд, другой — с неохотой тянется за ним. Вместе они уносятся прочь — словно бегут от собственного автора.

Освободитель вещей

Этот рассказ, который в Швейцарии читали, кажется, почти все школьники, посвящён старику, которому настолько надоела его размеренная жизнь, что он однажды восклицает: «Что-то должно измениться!» Он начинает переименовывать всё вокруг: кровать становится «картиной», стол — «ковром», стул — «будильником». История заканчивается меланхолично — языковой путаницей и одиночеством. Этот текст недавно умершего швейцарского писателя Петера Бикселя был опубликован во время студенческих протестов 1968 года — как детская история для взрослых, полная сдержанного гнева.

Роман Зигнер всегда подчёркивал: природа для него — не просто источник вдохновения, а соавтор. © Roman Signer

Работы Романа Зигнера столь же антиавторитарны. Но он даёт вещам куда больше свободы: не просто переименовывает их, как герой Бикселя, и не просто использует их, как Марсель Дюшан свой писсуар — в качестве повода для высказывания. Роман Зигнер позволяет им действовать. «У него объекты становятся персонажами: стол превращается в моряка, плывущего по Северному Ледовитому океану, тяжёлые предметы вдруг начинают летать. Они вырываются из привычного смыслового контекста — это, по сути, маленькие революции», — говорит Мирьям Варадинис (Mirjam Varadinis), куратор выставки. Роман Зигнер сам говорит о вещах как о сущностях в разных «агрегатных состояниях».

«Есть летающий стол, есть плавающий стол. Это не случайность — мне часто приходится долго думать, прежде чем сделать что-то со столом». Такой стол для него — не просто предмет, а многослойный символ. «Стол, который мне нужен, — это не элегантный дизайнерский предмет. Это кухонный, семейный стол. Символ семьи. За ним едят суп, обсуждают дела, сталкиваются с трудностями — финансовыми и другими». Иногда он взрывает стол. Иногда — отпускает его в небо на воздушных шарах или запускает с помощью дрона. А порой просто позволяет ему уплыть: «Я больше никогда не видел этот стол. Только движение волн напоминало о нём. Наверное, в какой-то момент он утонул, опустился на дно морское. Я предоставил его силе судьбы. Отпустил». И в этих словах, кажется, слышится лёгкая грусть.

«У него объекты становятся персонажами: стол превращается в моряка, плывущего по Северному Ледовитому океану, тяжёлые предметы вдруг начинают летать. Они вырываются из привычного смыслового контекста — это, по сути, маленькие революции» © Roman Signer

Русскоязычная оригинальная версия материала подготовлена, адаптирована и научно отредактирована русскоязычной редакцией SWI / ип / нк / ап.

Читайте также: